"Все другие члены актерского состава были уже набраны. Талантливая группа была к моим услугам. Отсутствовала только Лола, как я ее назвал, вдохновленный Лулу из книги Ведекинда. Планируя работу, я решил использовать большую группу актеров второго плана, чтобы их коллективная масса уменьшила заметную полноту моего главного героя, который каждый день прибавлял в размерах, уверенный, что ему надо укрепить тело перед грядущей напряженной работой. Берлин трещал по швам от обилия пухленьких актрис, но, похоже, у всех эти выпуклости были не там, где нужно.

Я уже понял, как должна выглядеть актриса, соответствующая моим представлениям о Лоле, и я отвергал одну за другой только потому, что они отличались от придуманного мной образа. Полное описание составил Фелисьен Ропс, и, хотя его модель жила в другом веке и в другой стране, копию надо было найти в Берлине. По мере того как приближался день начала съемок, беспокойство нарастало. Стали поговаривать, что на свете нет той женщины, которую я ищу. Как-то я листал каталог с фотографиями актрис Германии, и мой взгляд задержался на блеклом и неинтересном портрете какой-то фройляйн Дитрих; я осведомился о ней у моего ассистента, как спрашивал и о многих других, пожав плечами, он ответил: "Сзади она еще ничего, но разве нам лицо не понадобится?". Итак, она незамедлительно присоединилась к отвергнутым „претенденткам и была забыта - пока я случайно не посетил спектакль Георга Кайзера под названием "Два галстука", в котором играли уже отобранные для съемок актеры.
В том спектакле я увидел фройляйн Дитрих во плоти, если можно так выразиться, так как она настолько закуталась, будто хотела скрыть все тело. Роль ее была ничтожной, я помню только одну реплику. Это было лицо, которое я искал, и, насколько я мог судии фигура была под стать. Более того, в ней было нечто, чего я не искал, но говорившее мне, что мой поиск завершен. Она стояла, прислонившись к кулисе, с холодным презрением к буффонаде, составляя резкий контраст с возбуждением остальных, которым сказали, что мне следует преподнести образец величия немецкой сцены. Она тоже знала, что я в зале, но была равнодушна к моему присутствию, так как считала, что это ее не касается.

У нее была впечатляющая осанка (как выяснилось, неестественная, так как она напоминала игривый фонтанчик, когда себя не сдерживала), я был уверен, что она сможет приспособить свою классическую фигуру к той суматохе, которую должна устроить героиня моего фильма. Мало того, что передо мной была женщина, описанная Ропсом, но сам Тулуз-Лотрек сделал бы парочку кульбитов, попади она ему на глаза. Ее внешность была идеальна, но то, что Марлен с ней сделала, - это другой разговор. Ну, это была моя забота. Создание фильма не может сравниться ни с одной другой творческой работой. Есть так много факторов, каждый из которых может погубить весь проект, если их неправильно соединить. Мои инстинкты, которые не всегда бдительны, в тот раз были достаточно сильны, чтобы удержать меня, пока я не найду самый важный компонент будущего фильма. Без электризующего воздействия незнакомой волнующей женщины фильм стал бы не более чем рассказом о глупости школьного тирана. Утром я вызвал своих партнеров, чтобы осведомиться, почему актрисе, которая так украсила просцениум прошлым вечером, не предложили роль. Мое недовольство наткнулось на стену протеста: какая же она актриса? У меня не было желания обсуждать спорные определения актерской игры, я просто напомнил, что каждый рано или поздно делает первый шаг. Все начали твердить, что она сделала уже немало шагов. Когда я стал настаивать, мистер Ян-нингс намекнул, что время, которое при этом теряется впустую, можно потратить с большей пользой, то есть я мог бы пойти и угостить его вторым завтраком, так как у него отчаянно разыгрывается аппетит при обсуждении проблем других актеров в фильме, где звездой будет он. Было пятнадцать минут десятого, и я предложил ему пойти и откусить. от каждой сосиски в Берлине за мой счет. Это его очень развеселило, и он ушел, а я велел своим сотрудникам как можно скорее доставить сюда леди, о которой шла речь. Когда фройляйн Дитрих тем вечером сидела в офисе, она не сделала ни малейшей попытки, чтобы усилить мой интерес. Она расположилась в углу дивана, лицом к моему столу, глаза опущены - безразличие, достойное внимания. Передо мной было воплощение женственности, жизненно важное для моего фильма, и эта женщина пыталась спрятать саму себя. В темно-красном зимнем костюме, в шляпке и перчатках в тон, и в мехах - казалось, что она зашла ко мне для того, чтобы наконец-то отдохнуть. Чтобы прервать ее летаргию, я спросил, почему ее артистическая карьера выглядела такой сомнительной. Некоторое время она смотрела на свои затянутые в перчатки руки, а затем, как будто почувствовав, что слишком долго была на виду, быстро спрятала их за спиной. Эта скрытная леди, сидящая передо мной, не собиралась облегчать мне задачу по превращению ее в тигра.

Когда я пытался соединить ее образ с тем, что было у меня в мыслях, вошел Эрих Поммер в сопровождении весельчака Яннингса и с восхитительной прямотой попросил ее снять шляпку и пройтись по комнате. Это была обычная церемония просмотра актрис для определения и того, насколько она смела и не хромая ли она. Марлен подчинилась и прогулялась по комнатке с томным безразличием; казалось, что она не смотрит, куда идет, и у меня сложилось впечатление, что в любой^ момент она может наткнуться на мебель. Ее глаза были полуприкрыты. Два эксперта красноречиво посмотрели друг на друга один из них прокашлялся, в то время как другой деликатно почесывал ухо, затем они обменялись со мной неуверенными рукопожатиями, как бы сообщая мне свои мнения, и покинули комнату. Позднее Яннингс сравнил Марлен с коровой, которая прикрывает глаза, только когда телится. Это было не единственное пренебрежительное замечание, которое мне пришлось услышать, - в тот вечер несколько моих встревоженных ассистентов поспешили в театр, чтобы проверить мой приговор. По возвращении они сказали, что не увидели ничего стоящего внимания, и дружески посоветовали мне проверить зрение.

Мисс Дитрих осталась стоять, после того как продюсер и кинозвезда вынесли свой безмолвный вердикт. Несомненно, она не ожидала ничего другого, но при этом смотрела на дверь, закрывшуюся за ними, взглядом, полным глубокого презрения, который затем перевела на меня, как будто я нес ответственность за это ненужное оскорбление. Я попросил ее присесть снова и внимательно рассмотрел. Очевидно, что у нее было много жизненных сил, хотя, не зная, что с ними делать, она их полностью скрывала. Потом я продолжил и в общих чертах обрисовал, что бы я мог ей предложить; она встревожилась и ответила детским голоском, что она думала, будто ее могут взять на второстепенную роль, не на главную. Я сказал, что это не так и она идеально подходит для задуманного мной. Это, по-видимому, только возмутило ее, как будто я отнесся к ней с невниманием. Она сбросила свой панцирь на время, достаточное для того, чтобы сказать мне, что не может играть, что никто не может ее снять похожей на саму себя, что пресса плохо с ней обращается, и, к моему удивлению, проговорилась, что до этого снималась в трех фильмах и сыграла там плохо. Для меня это было в новинку, так как никто, кому я когда-нибудь предлагал роль, не спешил сообщать мне о неудачах.
На самом деле потом я обнаружил, что она провалилась не в трех фильмах, а в девяти, и к тому же играла в мюзиклах, причем не только пела в хоре таких известных постановок, как "Бродвей", но и играла у некоторых известных режиссеров. Очевидно, многие в Берлине уже "открыли" ее задолго до меня.

Ее прошлое совершенно меня не интересовало, о чем я и сообщил. При том что меня не так-то легко обескуражить, теперь леди сообщила, что видела несколько моих предыдущих работ, и хотя она с неохотой признала, что я умею обращаться с мужчинами, насчет женщин она сомневается. Так как передо мной теперь был критик, я предложил сделать кинопробы и доказать, что ее можно снять как надо и что у меня достаточно таланта, чтобы не спасовать перед такой женщиной. Перед тем как согласиться, она поставила условие, что я должен посмотреть три последних фильма с ее участием.

Следующий день оказался суровым испытанием. Если бы я познакомился с этими фильмами перед тем, как увидел ее на сцене, моя реакция была бы такой же, как и у остальных. В них она была неуклюжей, непривлекательной женщиной, играющей как попало, появляющейся в бестолковых сценах бессмысленной болтовни. Я как будто попал под ледяной душ. Так или иначе - я опасался проб. До этого я их делал только два раза. Делая пробы, режиссер или позволяет камере свободно снимать то, что находится перед ней, или камера используется для того, чтобы запечатлеть, может ли режиссер уп-(^ равлять актером, разгорится ли актер ярким пламенем или угаснет. Моя собственная энергия часто воспламеняла актеров, не столько из-за того, что часть ее переходила к ним, а потом что тратил ее на все вокруг себя. Немногие знают, кай( практически невидимое влияет на то, что предстает взору. Правильно снять актера можно только тогда, когда все, что его окружает, прибавляется к нему, в противном случае от него будет только убывать.

Я всегда склонялся к тому, чтобы беречь то небольшое количество энергии, которое у меня было, сохранять ее до нужного момента, а не тратить на пробы, которые могут пройти впустую. Из тех двух проб, которые я сделал, одна была с Рут Чаттертон - эта проба помогла ей стать звездой; в другом случае я все предоставил технике. Это были пробы знаменитой актерской группы под названием Габима, посетившей Голливуд. Меня попросили совсем не руководить ими, а просто позволить им самовыразиться, так как они обладали талантом, к которому нечего было добавить. Мне оставалось только следить за тем, чтобы камера не упустила их тонкую актерскую работу. Это оказалось совсем не так легко, как я ожидал. Оператор бросил на меня взгляд, полный отчаяния, и я стал управлять передвижным штативом, чтобы не дать артистам избежать объектива. Они обладали подвижностью кроликов. Мне удалось вовремя повернуть камеру, чтобы поймать огромный прыжок, когда актрису, собирающуюся взмыть в воздух, пригвоздил к полу один шустрый актер, вцепившийся ей в горло с воплем "проститутка!", в то время как остальные набросились на него и оттащили, кружась в ведьмовском шабаше. Эти пробы были любезно предоставлены талантливой группе студией МГМ, но было бы большей любезностью не запечатлевать навеки этот бедлам.