Дама во фраке и белом галстуке должна была с самого начала производить несколько космополитическое впечатление - так нарочито отрицал этот образ всяческую "фольклорность". Очевидно, что Марлен Дитрих без проблем сменила Германию на Соединенные Штаты, а потом Соединенные Штаты на Францию. С 1930 года началась ее кочевая жизнь, которая благодаря поездкам после Второй мировой войны охватила поистине весь мир. Что значила для нее Германия при всем при этом?

Германия ни в каком смысле не представляла собой сентиментальную опору для Марлен. Скорее можно говорить об олицетворении болезненного аспекта жизни фрау Дитрих. И как раз это обусловило ее особую соединенность со страной, где она родилась, - ибо, с моей точки зрения, истинный патриот всегда болезненно переживает постыдные деяния своей родины. Может быть, это и есть единственно реалистическое определение патриотизма. В то же время нельзя представить себе определения более непопулярного. Нынешняя немецкая молодежь все больше чурается проявлений патриотизма, и, возможно, это самый разумный способ ухода от неразрешимой проблемы.

Живя в Соединенных Штатах, Марлен Дитрих не могла не занять естественную и понятную позицию неприятия национал- социалистической Германии, и все, что она делала во время войны в поддержку американской армии, было выражением ее горя, скорби по стране ее рождения.

Поездка по Германии 1960 года стала не возвращением на родину, а новым утверждением своих корней, которые она никогда не отвергала. Появление Марлен Дитрих в Германии в конце концов было акцией не только артистической, но и политической тоже. Многие не собирались прощать актрису, которая предстала ренегаткой в их глазах.
Надо полагать, Марлен Дитрих полностью отдавала себе,отчет в значениилридано-го, полученного от земли, родившей ее. В конечном счете германский аспект ее характера - один из главных факторов, сделавший знаменитой дочь прусского офицера.

Когда в 1930 году наконец произошел перелом, то сделал это "Голубой ангел", против всех ожиданий - очень немецкая роль в очень немецком фильме. Здесь происходит столкновение укрупненных, даже слишком крупных характеров, столкновение противоположных крайностей -зрелости и юности, мозгов и ножек, беспомощности и беспардонности, самосожаления и насмешки. Полутона отсутствуют, главенствует пародийное преувеличение. Фильм без проблем входит в традиционное русло немецкой мелодрамы.

Неспешная манера ее выхода, ее способность чуть ли не петь ногами - как раз то, что нужно в ситуации, когда голосовые данные менее важны, чем умение сочетать голос с телодвижениями, сделать его частью тела. Вот это Марлен Дитрих требовалось для роли. Джозеф фон Штернберг неизменно снимал обнаженные руки и ноги звезды, когда она исполняла свои знаменитые песни. Тело и голос сливались воедино, голос поддерживала походка, поза и манера петь. Поза, которую она приняла, сидя на бочке, сделалась ее фирменным знаком. Музыка и слова композитора Фридриха Холландера в точности соответствовали созданному образу и стали еще одной составной успеха лаборатории, разрабатывавшей новое изделие. Изделие было красивым, оживленным и надежным, но довольно вульгарным и все еще поверхностным. Пожалуй, с личностью за всем этим разделались слишком быстро.

На фотографиях с "Голубого ангела", которые делал Марио фон Букович, мы видим женщину, не желающую тратить время на изыски приличного общества. "Где ж мужчина?" поется в одной из ее песен того периода. Единственный атрибут, который можно счесть доказательством того, что она все же леди, - это огромная шляпа, кстати, довольно неуместного вида. В Голливуде этот наряд уступил место элегантному гардеробу, но потребовался опять, когда карьера кинозвезды начала угрожающе меркнуть в результате своего рода эстетической гиперинфляции. Цены на звезд резко упали, и на их небосводе стали чеканить монету меньшего достоинства. Самым заметным признаком этого было обращение к остросюжетным фильмам и вестернам. Новому стилю отвечали корсеты былых времен, тугие лифы и облегающие джерси. "Дестри снова в седле", фильм 1939 года, возродил во всей красе непринужденную атмосферу бара, которая не теряла привлекательности до самых пятидесятых. Не имело значения, находилась ли Марлен Дитрих на Диком Западе, на островах южных морей или в послевоенном Берлине - она всегда была центром внимания мира, которым правили мужчины отнюдь не джентльменского разбора. И только к самому концу исполнительской карьеры, выступая, что важно подчеркнуть, на сцене, она опять вошла в элегантную атмосферу ночного клуба, варьете и международного отеля. Но даже здесь в ее репертуаре сохранились некоторые "грубые" песни - жестяные обертоны "берлинского звука" все еще были на месте.